Волчица и Большая разница

Тут в нашу консервную банку приехала очередная иностранная делегация. И не откуда-нить, а из самого Исраиля, о как. На моей памяти они у нас еще не были. И это конечно событие у нас.

Евреи перенимают у гоев ценный опыт длительного хранения, это вам не козявки хрумкать, однако. Наше чсв должно было бы зашкалить. Однако праздник омрачило наше традиционное распиздяйство, последствия которого выправлять пришлось нам, мелким винтикам имперской военной машины.

Во-первых, депеша о прибытии на наш суперсекретный амбар 12 человек делегации где-то затерялась. Когда у на ворот образовались 4 Больших Черных Автомобиля, я рисовала схемы тактического взаимодействия для занятий и мне было все пофиг. На плазму я вывела рейлган и под самовар с коврижками медовыми у меня шел нормальный творческий процесс. Ничто не предвещало, даже усыпленный коврижками хвост молчал предательски.

От третьей мировой войны нас спас водитель из министерства, неизвестный солдат, умеющий читать, остановивший головную машину загодя у указателя: "Стой! Граница поста. Караул стреляет без предупреждения." Конвой замер, ослепленный тремя рампами галогенок. Грохот колоколов громкого боя выдернул меня из блаженной творческой дремы, началось, подумала я, хватая парку, портупею и бергмютце и кидаясь в дверь центрального поста. В говорилке сонный баритон шефа ругался и требовал обьяснений.

Ну вот как тут, блядь, бороться с матом, а? Лирическое отступление [ Уважаемые долбоебы из общественно-публичных организаций, круглосуточномастурбирующихотнечегоделать. Надо бороться не с матом, а с первопричинами. Бросайте накуй Сервантеса и покиньте сказку вашей жизни. Вернитесь в реал и подотритесь вашей методичкой о пунктуальности, шарканье на паркете и прочей пене дней. Надеюсь, у нее мягкая бумага.] Лирическое отступление закончено.

От ворот доложила, как есть. Четыре машины с нашими номерами. Стоят у границы поста. Диктую номера и рукой машу группе досмотра на выход. Ладно, этот инцидент замяли для ясности, скажу лишь, что позже, в частной беседе с шефом израильтяне отметили качество работы группы и суровую недоверчивость ее командира. Не знаю, что шеф соврал им по поводу моей осколочной парки и бергмютце, но узнаю, когда он перестанет кипеть. Да, я стучала прикладом с резиновым затыльником по тонированным пассажирским стеклам и говорила слова, далекие от дипломатического этикета. Когда пришел приказ отбоя, все машины уже стояли настежь, а израильцы и ихний переводчик держали удостоверения в высоко поднятых руках. Замечу в скобках, больше всех вонял переводчик из штаба, израильцы же отнеслись к проишествию с долей йумора и понимания.

Ну это ладно. Все прояснилось, поулыбались, покозыряли. Шеф, увлекая израильцев в экскурсию по несекретным частям базы, показал мне кулак и все успокоилось. Питомцев при параде с умным видом сопровождал их. Я вернулась на пост дежурного, похвалив караул за качество службы (чья школа, епт). До обеда все было тихо. Но на краю сознания мысли о делегации бились в стенку черепа уставшей осенней мухой. Что-то не так, что-то мы упустили...

Вторая часть мерлезонского балета грянула точно перед обедом. Выяснилось, что нет особого меню для приехавших чинов, не озаботились. Наша кухня у меня не вызывала опасений. Но меню... Отбивная свиная. Рис отварной. Суп картофельный. Салат овощной. Компот.... Свиная, Карл! Докладываю. У шефа минута молчания. Потом такое - ну ты же дежурный офицер.... приказываю устранить и накормить. Ну, а я что.. Есть, принято.

На все про все полчаса. Все бросила и мимо стаи гостей мухой на камбуз. Там меня уже знают, как родную, чего-новая-хозяйка-надо!? Как в мультике про Жужу и Маху. Обьясняю ребятам причинно-следственные связи. Так, мол, и так. Иногда мне кажется (особенно после шарлотки), что настоящий спецназ служит на моей кухне. За сорок минут ребята в 8 рук испекли 60 блинов и подготовили начинку из филе трески с нежно обжареным луком. Охлажденная сметана... Ммм... Короче, и тут обогнули. Но впереди ждал последний поворот. Накрыли стол, все чин-чинарем, и тут выясняется, что из представительских запасов бухла осталось один реми мартен на 15 военных лиц и усё. Как в таких условиях можно победить мат, ну вот как? Это мат побеждает, блядь.

Экстренное совещание, сказал шеф. Товарищи офицеры. Разбираться, кто, когда и в каком обьеме употребил запас, мы будем после. А сейчас. У кого и что есть в сусеках?

Эх, Родина, ты бы пала от позора и разорения без своих младших офицеров, ну честное слово. У меня есть два литра кедрового шила на меду, сказал Питомцев и глаза его приобрели то самое выражение, свойственное скромным героям, не раз и не два спасавших этот никчемный мир. У меня "Старый Кенигсберг", ноль пять - ответил капеллан и взглотнул. Ноль семь водки и литр мартини у меня, сказала я, потупясь. Про заначку кальвадоса я умолчала, ибо нехер.

Свои люди, сочтемся - сказал шеф - а теперь слушай мою команду. Стол алкогольными напитками из личных запасов нааакрыть!

- Вот так всегда... - выдохнул Питомцев и все пошли за своими запасами. В итоге стол приобрел вид разноперый, разухабистый но вместе с тем не без размаха и претензии на. Шило Питомцев приволок в трехлитровой банке, на которой явственно просвечивался ободок от третьего литра, уже утраченного. Банка вспотела в теплоте конференц-зала и вызывала жажду. Все расселись и неофициальная часть началась. Не стану долго живописать ее, все бывали на подобных мероприятиях, когда вначале идут протоколы и приличия, а в конце остаются люди и обычаи. Израильтян заинтересовал напиток в банке. "Что это?" - через переводчика спросил шефа старший группы, тоже полковник.

It`s SHILO, old-styled drink from Syberia, yeah. Perfectly distilled spirit, honey, cedar nuts. All mixed, three-month-aged, and its makes a nice bitter. Let`s taste! - шеф ответил на своем древнеанглийском, переводчик захлопал глазами, гости заулыбались и напробовались шила в десять баллов. Всем все понравилось. Если бы не переводчик... В штабных при замесе добавляют чего-то такое, от чего они делаются дурными. Этот просто упал со стула вниз.

Но шеф, вот же дипломатическая белая кость (долбить его лысый череп!), улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд израильского полковника и продекламировал Киплинга:

Love and Death once ceased their strife
At the Tavern of Man's Life.
Called for wine, and threw -- alas! --
Each his quiver on the grass.


И им ничего не оставалось, как захлопать. Уже по дороге к машинам их второй лейтенант, чернявый то ли араб, то ли палестинец, спросил меня - отчего я такая серьезная весь вечер? Ответила честно, потому что чего уж там. Недолюбливаю я евреев, вот и все. А он улыбается )) такой и на полузабытом им русском отвечает - ну, не все израильтяне евреи, делайте разницу. Тут уж и я не сдержала улыбки. День кончился.