Пряные Рыжие Мысли

Москва, как торт “Наполеон”,
Слоями времени иного.
Не знает термина “неон”
Изгиб Большого Дровяного.

Закрытый марлей старый дом,
Косится под уставшей крышей.
И все проходит чередом,
И мы проходим. Любим, дышим.

В осаде каменных оград,
Под сенью золоченых шпилей,
Мы, неприкаянный отряд,
Шинели в придорожной пыли,

Мы были здесь и навсегда,
Мы здесь держали оборону...
Все смыла талая вода,
Легко, незримо, непреклонно.

Я прохожу своим путем,
Пешком пронзая переулки,
И окна светятся огнем,
Мои шаги упрямо-гулки.

Но тщетно все, за годом год,
Снесли дома моих любимых,
И не найти случайный брод,
Чтоб миновать дурную зиму.

Москва, ты нас пережила,
Не вспоминая и не зная,
Ты не жалела нам тепла,
И никогда не знала края.

Но вот, который год подряд,
Мы здесь, гадая, или - или…
Мы, неприкаянный отряд,
Шинели в придорожной пыли...

18.12.16.

Каждый раз, когда долго откладываешь некое событие, потом приходится в него таки прыгнуть. Преодолевая кумулятивный эффект отвращения или даже страха. Вот я сегодня, имея честный выходной, устроила аврал в норе. С 9 утра, все метется, моется, перетряхивается, перекладывается, вешается за окно и стирается. Но это требует огромного усилия, потому что разрыв шаблона - хочется отдохнуть, но некогда. Залежи тут. И вот всвязи с ними, с залежами, опять начинается битва с самой собой. И я не придумала ничего лучше, чем снова объявить раздачу. Что нарылось?

Нарылась парка летне-осенняя сербская, с чебураховым подстегом, приталенная, без утрат. Вещь аутентичная, с родной нашивкой, на другом плече круглое веллкро черного цвета. Любила ее, но теперь оно запрещено. Если кому надо - пишите, дам размеры.

Еще есть китель омерикацкий, в старом пустынном камуфляже, времен войны в заливе, стало быть летний. С эмблемой USMC на кармане. Колониальный стиль. ) Потертый песками пустыми, но вполне еще годный, не рваный, не грязный. Берите, не стесняйтесь!

Если еще что нарою, напишу сюда же апдейтом. Но однако ж, пора продолжать нелегкое дело оптимизации закромов. До встречи!

Как все-таки спокойно и хорошо жить в нашем плавучем ГуЛаге в 1/6 часть суши, вы себе не представляете. Баланда есть, телогрейки выдают, работать в тепле катают. Вот в мире вокруг творится всякая хрень, честное слово. А у нас пастораль, исключая учения РВСН.

У нас пилят деньги на космодромах (космодромах, Карл!), а у них там на Скайнетах. Убогонько.

Мне кажется, им надо срочно родить Джона Коннора, чтобы он попросил скайнет не убивать человеков. А то так не далеко и до дистанционного подрыва айфонов...
Мы-то в нашем медвежьем углу знаем, как выглядит скайнет здорового человека, да?





И Ленин Арнольд такой молодой! С наступающим.

Сегодня день памяти воинов-интернационалистов. Живым здравия. Павшим вечная память.

Кто сказал, что надо бросить песни на войне что не было у нас трогательной женской дружбы в СССР?
Было, было, товарищи. И очень даже кавайно было. 

Наверное то, что я гоняю на товарняках, подобно тому, как фримены на Дюне гоняли на своих Шаи-хулудах. Только товарняком нельзя порулить, однако можно предсказать его путь на 85%. Вчерашний северо-западный был просто отпад - я попала в тележку с керамзитом. Это даже лучше, чем сухой песок, честно. В керамзите тепло, легко и не душно. А еще он медитативно шуршит и катается под ветром. Я ехала всю ночь и давно мне так хорошо и спокойно не было, как в этом вагоне. Оказывается, на наших необъятных просторах можно ехать пару часов и не увидеть даже огонька, появляется ощущение безграничного космоса, ветер только мешает. Я замотала голову арафаткой, чтобы унять набегающий поток воздуха, закопала себя в окатыши и часов до трех ночи наслаждалась полетом. Утро, ясное и остро-летнее, наступило резко среди некошенных обширных полей. С птичьими голосами, различимыми в тишине длинных магистральных рельсов, с далеким мычанием стад и редкими хриплыми петухами. Я люблю до последнего не знать, куда меня принесло, это так прикольно, странное ощущение безвремения и того, что ты пропала из-под всех датчиков. Стоит вставить симку в телефон, как этот хрупкий пузырь лопнет и все вернется, но пока тебя хранит вакуум незнания, можно до тонкостей разглядеть этот мир, будучи им совершенно неузнанной. В шесть с копейками мы встали на какой-то узловой станции и я без проишествий покинула уютный керамзит. По широкой дуге обошла пути и приблизилась к тому, что местные гордо именуют вокзалом... Так и хотелось постучать в зарешеченное окошечко на облупившейся штукатуренной стене и спросить геройским шепотом - а что, немцы в деревне есть? Удержалась. Поправила  мютце, глядя в закаканное мухами стекло кассы  и пошла к колодцу принять душ.

Ах, господа, есть ли что приятнее в этом подлунном мире, чем умыться на заре из колодца, стоя босыми ногами на парящей теплом земле в тишине и покое далекого захолустья? Видимо, нет.

Только намылила волосы, как на дороге послышалась машина, изношенный, но еще вполне рабочий уазик. Решила игнорировать. Плескаюсь себе дальше. Уазик проехал 15 метров вперед и встал, тарахтя холостыми. Хлопнула дверь. Я протерла глаза и поняла - мент идет, отличное начало дня. Он был уже не молод и заслужен, старый верный пес закона, двадцать лет безупречной службы лежали морщинами на лбу и под глазами. Я застегнулась прям на мокрое, он молча взял ведро и стал поливать по чуть-чуть, пока я смывала пену с волос. Ведро опустело, я отжала волосы и стала расчесываться, отвернувшись.

- Спасибо... Товарищ капитан... - буркнула Волчица, слегка расстроенная нарушением сельской идилии.
- Не за что - ответил страж закона, бесцеремонно вертя в руках ее шапку.
- Давно ли в наших краях?
- Да нет... Прибыла вот ... Утренней лошадью. - Волчица зацепила гребнем колтун и зашипела, выдирая.
- Документы есть?
- Внутренний карман кителя - мент всегда мент, как охотничья собака, во всем видит добычу, даже в хозяйских тапках.
Видимо, поняв, что я не сбегу да и вообще не опасна, оно подошел к краю сруба и взял с него китель.
- Немецкий?
- Угу, он самый.
- Добротная вещь...
- Других не держим.
- Капитан российской армии, стало быть... Татьяна... - несколько разочарованно сказал он.
- Да нет же, оберштурмбаннфюррер Анна Лемке, сто тридцать первый парашютно-десантный полк. Задание доложить?
На лице капитана не дрогнул ни один волосок.
- Не надо, и так все видно. Спасибо.
Волчица щелкнула каблуками, разочарованный милиционер, как-то боком, держа ее в поле зрения, пошел к машине, на ходу автоматически насвистывая "Милый Августин". Видимо, он в меня не поверил. Через минуту уазик растаял за поворотом. Волчица пожала плечами и стала собираться в обратный путь, который, как известно, всегда короче.

И чего он так испугался-то? Могли бы дружить...

Сегодня вокруг нашего бетонного корабля все позелено и стало пускать ростки. И снег, и ветер и звезд ночной полет, а природа идет по графику. ДолжнО зеленеть, стало быть - будет. Настроение у всех нас заметно улучшилось, нагрузка спала. Я выбиваю жучков и пыль из своего кресла, прежде чем выкатить его на крыло мостика. Можно было бы напрячь и Сыча, но он уже занят другими, не менее полезными делами. Сверху я вижу, как тройки проводят тренировки на слаживание, глаз подмечает косячки даже на таком расстоянии. Но это все преходяще, я сама себя помню в первые недели в горах, в стволе автомата земля была до самого газоотвода от неумения падать и вести оружие. Наша теперешняя подготовка, я уверена, вызовет снисходительную улыбку у того же wolf-engrave, но нам наотрез отказали в более продвинутых инструкторах, типа - неучтенная статья расходов (читай, вы не спецназ, вы кладовщики, вам ненада). Козлы, даж сил нет сердиться на них, и я вымещаю все зло на жучках из кресла, уютно зимовавших в поролоне. Рука у меня сегодня тяжелая и жучки это чувствуют.
Кресло отчищено и я окуриваю его дымом осиновых щепок, положив их в старое ведро и прикрыв от ветра куском брезента. А то дух казармы не желает выветриваться. Уселась я на мостике, угнездилась, закурила - красота, да и только. Процессы все идут, причинно-следственные связи в норме и сцепление с реальностью полное. В бинокль я наблюдаю поля, лесочки и прочий пленер, все пасторально и спокойно, как-будто и нет никакой войны. Тройки закончили упражнения и построились на обед, мне же даже лень пошевелиться, настолько глубока нирвана. Однако, практика учит нас тому, что если все идет хорошо, стало быть, вы чего-то не замечаете... Снова поля в сетке бинокля. По полю с юго-западной стороны идет человек. Без ружья. Подкручиваю резкость и вижу, что идет он в нашу сторону и это женщина.  Я начинаю мурлыкать под нос Ахматову Цветаеву, вот это: "Хочу у зеркала, где муть и сон туманящий, я выпытать, куда Вам путь, и где пристанище...", следя за ней. Сомнений нет, она идет к нам, женщина с короткой стрижкой, шатенка, под метр восемьдесят, в дорогом укороченном пальто, на плече обьемная кожанная сумка. Походка ее, странная, журавлиная, с рывками. Городская обувь вязнет в глиноземе поля, заставляя ее вытаскивать ноги резкими движениями сердитой птицы. Но она приближается. С этой стороны у нас нет прохода, но она, кажется, не догадывается об этом. Через минуту ее замечает секрет на опушке леса, там, где кусты подходят вплотную к пашне.

- "База, это пятый, в секторе движение, один гражданский, прием."
- "Молодец, пятый, вижу, принято. Сидеть на месте, не проявляться, высылаю патруль для перехвата."
- "Есть, понял, не проявляться".

Ну что же, торпедная атака. Щелкаю кенвудом на оперативный канал. "Питомцев, слушаю" - раздается бодрое жевание с хрустом. "Труба зовет, товарищ капитан, посторонний в третьем секторе, на поле, идет на нас, надо перехватить."

Две тройки пулей вылетают из столовой и с ними Питомцев, на ходу жующий сдобную булочку с изюмом. Вот же хомяк, прости Господи... Через пять минут они покидают тамбур и бегом скрываются в подлеске. Женщина устало перевесила сумку на другое плечо и остановилась, глядя из-под руки на наш периметр. Потом качнулась вперед и двинулась дальше. Настырная, ничего не скажешь. Спустия малое время слева от нее и чуть позади из кустов вылетают две тройки и развернувшись широким полукругом, блокируют незнакомку. От удивления женщина оборачивается, роняет сумку на землю. Питомцев пару секунд стоит за своими солдатами, потом, нелепо вскидывая ноги, бежит к женщине, разводя руки в стороны. Вот же дурень, что он делает... Что все это значит..? В бинокль я вижу, как капитан обнимает женщину, они долго, долго целуются. Солдаты опускают оружие. Ну что за дешевый кинематограф, аж скулы сводит. И тут на все это зарядил дождь, нормальный такой, крупный, увесистый. Он почти скрыл от меня идиллическую картину из цикла "А зори здесь тихие", но я и так знала, что происходит. Вот Питомцев срывает тужурку, накидывает на незнакомку, поднимает ее сумку с земли и влечет ее за талию к подлеску. Тройки автоматически занимают авангард и тыл и вся кавалькада герцога Букингемского движется к нам в шато. Пошла встречать.

Дальше предбанника я ее не пустила, не положено. Вся мокрая, с размытым косметическим камуфляжем, незнакомка тем не менее выглядела достойно, выделяясь на фоне пейзажа некоей аристократической северной бледностью и чертами лица, свойственными статуям Петродворца. Плавные движения, усталые, но ровные плечи, тонкие запястья и пальцы скрипачки - сухие, твердые, с минимальными ногтями. Лена. Лену к нам направили от трассы окрестные сельчане, через Киев в Магадан, по округе в 6 километров, видимо, приняв ее за американскую шпионку. Махнули рукой, мол, вон там база, идите, она и пошла. По азимуту. Хорошо, что весна. Лена приехала к капитану Питомцеву, потому что давно и долго любит его, приехала из самой Гатчины. Раньше папа был против брака Лены и капитана, но папа преставился недавно и теперь нет преград для счастья. Лена курить не стала (здоровый образ жизни +), а я вышла на дождь, оставив с ней дежурного сержанта.

Поздравить Питомцева вышли все, капеллан, Шеф, ну и я тоже. Свадьбу решили в соседней деревне играть, потому как в городе далеко и долго, да и до отпуска кто капитана отпустит надолго? А им уже не терпится, по глазам видно. Глядя на удаляющуюся Ауди с молодоженами, я спокойно докурила. Сигарету затушила в луже и, завернув в газетку, убрала в карман. Курить на первом посту категорически запрещено.

Сегодня просто Рождество какое-то, блин ). Приехал "Аргун" и вот эти фантастически-теплые ламповые грибы. "Аргун" бездушное железо, о нем я расскажу на днях, когда опробую, да и оно должно попробовать моей крови, иначе не сработаемся и будем лишь бояться друг друга. А грибы... Грибы удивительно милы!

Дорогой pyrcus, после запечатанного сургучной печатью письма, соснового ящичка с густо пахнущими опилками (а я уверена, ты и опилки старательно изготовил сам), и собственно, светильника, я больше не удивляюсь, что у тебя есть личная жизнь. Браво, я всякого повидала в этой и прошлых жизнях, но подобную подачу видела не часто, где-то 0,1% всех случаев. Ты удивил меня, а это удается не многим. Спасибо!

Грибы я поставлю на рабочий стол рядом с глиняной мышкой-дудочкой и другими аксессуарами, потому как тут они будут практически непрерывно услаждать мой взор. Отличный подарок, я очень тронута.

Аригато!

    То лето и впрям выдалось проклятым. Ломались машины, ломались планы, ломались люди, но дело делалось, неохотно и со скрипом, как едущие по гранитной крошке лыжи. Даже на нашей высоте стояла удушливая, злая жара, трава при каждом шаге взлетала пылью, дерево звенело, падая на землю. Мы добрались до заштатного поселка, нашей цели, за четыре дня. Мокрые, пахнущие потом, соляркой и глиной, мы, группа сопровождения, пошли по единственной улице, проверяя покосившиеся дома и дворики с засохшим виноградом. Зашли к старшему, в эти годы сельсоветов тут уже не осталось, демократия шагала по руинам тоталитаризма, доедая его ошметки ввиде военных городков, колхозов, ментовок и пр.
   В это богом забытое место мы приперлись по делу военной прокуратуру - местные аборигены накатали телегу на стоящую рядом в/ч связистов, мол, грабят, выносят последнее, не ведая стыда. Верилось с трудом - вынести тут можно было только вшей и триппер, но делать нечего, приехали. Пяток прокурорских, два "Урала" с топливом и харчами, и мы, прикрытие.

    Тетя Света тогда была у прокуроских по связям с общественностью. И должность эта ей шла, честное слово. С ней сразу хотелось связаться, плотно и надолго. Рослая сибирячка с прозрачными бледно-синими глазами, бледной кожей и каштановыми волосами до плеч. О фигуре и говорить нечего, стройна, как тополь, грудь и все такое.  Общественность млела и приходила, чтобы ее погладили. Горские пацаны кончали просто от одного ее вида. На фоне нас, зачумленных пылью архаровцев, Тетя Света выглядела разительно четко, как мазок крови на предметном стекле. Если где и есть образец работника прокуратуры, то вот это был он. Ни шагу назад на пути к истине, без сна и отдыха. Слуга закона. Она держала в голове все процедуры, регламенты, кодексы и понятия, владела трехэтажным матом, октавы голоса позволяли ей петь романсы и орать на подчиненных без напряга. И она была неприступна, как Джомолунгма. То есть ее можно, наверное, было взять штурмом, но потери были бы очень велики. К ней подкатывали седые яйца генералы армии, но нетъ.

    Представили прокуроских старшим, все уселись, пошел процесс. Притащили майора-связиста, жертв ограбления, свидетелей... Короче, процессуальная возня. День, второй, четвертый... А утром пятого дня Тёте Свете прострелили ногу. В доме одного из свидетелей престарелый аксакал из ружья картечью вынес левое колено и маленько правое зацепил. Без малейшего повода. Как потом показало дело, он был четкий клиент шизариума уже лет пять, но его все жалели и в узилище не везли. Парнишка, бывший при Тёте Свете охранником, ничего понять не успел - дед опирался на ружье, как на костыль, и видно все стало за микросекунду до. Саша успел ебнуть по стволу, поэтому картечь не разворотила Тете Свете грудь, а только оторвала ногу. Дело закончили без нее.

    Я привезла эту античную статую в Бурденко, за 36 часов Тетя Света не проронила ни слова. Пока ее капали, шили, стягивали и резали, я была с ней. Она молчала. Приходили доктора, Шеф, ребята, какой-то мужик, называвший ее Светиком, сиделки, прокурорские... Но она не произнесла ни слова. Только скрипела каталкой, отворачиваясь в окно. Я ходила к ней после учебы, расчесывала волосы, мыла. Я готова была... ну не знаю, на что, лишь бы она заговорила. Меня она терпела, мы разговаривали часами и она не отворачивалась. Так закончилось лето. Ее выписали, я везла ее к машине в кресле, а она была прекрасна все так же, как и тогда, в горах. При посадке в машину меня перемкнуло - я была зла на нее за все это молчание, надменное, ледяное, за эти жесты спиной и плечами, за то, что не смотря ни на что, она оставалась Тетей Светой.
Я поцеловала ее в сухие, тонкие губы, кусала их и язык, пока не почувствовала ее слезы на своем лице. И не услышала тихий голос оперной певицы-матершинницы: "Спасибо, Рыжая, и я..."

    Тётю Свету увезли в Бремен и там за два года поставили нейро-протез. А посылку с куклой я получила от нее на позапрошлый Новый год. Прекрасная Барби с каштановыми волосами, одетая в летный комбинезон. И без левой ноги. В коробке была записка: "Спасибо, Рыжая, и я..." У нее двое детей и собака-дратхаар. И маленький дом в пригороде.

kinomehanik_max, каким я вижу его с большого расстояния.

Вот, честно если, то Макс по настроениям, ощущениям и голосу мне очень напоминает Гурни Халлека из первой Дюны. Немного филосов, немного циник, достаточно закаленный жизнью, но не настолько, чтобы зачерстветь. Такой же преданный своим идеалам, но видящий и замечающий все, что творится вокруг. Широта и долгота этого человека удивляют меня размахом. Я вижу даже на расстоянии внутренний огонь, подобный маяку. Только в отличии от Халлека, его питает не ненависть, а пока еше совсем другие чувства.

Так выпьем же за то, чтобы наш путь освещали только истинные маяки. С днем рождения, Макс, и многие лета. Многие успехи, здоровья и обычного счастья.

влчц.