Как хорошо было в лесу. Тайга жужжала, скрипела, шелестела, пахла вокруг него, создавая бурление жизни в каждом крошечном объеме, в каждой тычинке. Зеленело, цвело, пело и размножалось буквально все. Кедровая смола на пальцах, дым потухшего костерка и солнечные лучи. Как же хорошо жить. Даже просто так, без оглядки на всякие там цели и высокие идеалы, лежать на этом мягчайшем мху и курить сигарету было очень хорошо. Кой черт!
- Семён! Семён, вставай, утро уже. Вставай, ты же обещал...
Он открыл глаза и увидел над собой крашеный белой водоэмульсионкой потолок, уже начавший давать характерные лохмотья, и застывшую в решительной и дебильноватой маске, глянцевое, как после ожога, лицо солдата.
- Не тереби, солдат, встаю я уже, встаю.
В подоконник молотил крупными каплями редкий ноябрьский дождь. Капли разного размера умудрялись извлекать из оцинковки звуки разного тона и длительности. Иногда даже получалось красиво, словно у лоботомированного пианиста проскакивала искра мышечной памяти, а потом он снова впадал в дерганое конвульсивное ничто. Семён потянулся, стараясь, чтобы не разошлись свежие швы на предплечье, поправил полосатую робу и поддернул такие же полосатые портки на округлое брюшко, упихивая под них вату. Неловко слез с подоконника на пол, переступил лужицу у батареи отопления и подставил солдату спину. Тот, кряхтя и шипя, спрыгнул на негнущиеся колени, не удержался на странно расставленных ногах и покатился на линолеум, матерясь сквозь сжатые зубы. Семён поставил его на ноги и они двинулись вдоль леса металлических столбов с резиновыми нашлепками на полу к главному проходу. Из света был только заоконный фонарь, тухловатое серое брезжение утра, да сороковаттка над аварийным щитком в углу комнаты. Освещенице аховое, но пока оно и не особо было им нужно, до места было еще часа полтора ходу.
- Вот я и говорю, Семён, в сортире я ее потерял, точно! Я всю ночь думал. Тут я уже в себя пришел и не было ее уже, точняк. Автомат был, голова была, как сейчас помню, к жопе повернута, а ее не было уже...
- Да понял я, солдат, не кипешуй. Найдем. - зевнув, ответил Семён, перешагивая через деревянный куб, не убранный с дороги нерадивыми уборщицами. Солдат вчера потерял руку, точнее Виталий Сергеевич ее оторвал ему за бог весть какую провинность и Семён обещал, что сегодня с утра поможет ее отыскать. Солдат Семёну не особо нравился, но и бросать в беде, да еще и в такой, Семён не привык. Хотя...
- Слышь, Семён, а ты кем был до того, как сюда попал? - не унимался солдат, глядя на него все с той же застывшей усмешкой, семеня рядом с ним. Колени у солдата не гнулись из-за какой-то травмы и смотреть на него было ужасно грустно и смешно одновременно.
- Геологом был. Искал в тайге золото и всякие руды. Знаешь, солдат, как в тайге хорошо...?
- Откуда мне... Я, до того, как, водителем автобуса был. Хош в снег, хош в жару - сиди и вези... Да. Так что я кроме своего колхоза да райцентра ничерта не видел. Но верю. Слышь, Семён, прикури мне, а то без нее я никак...
Солдат избегал называть свою руку "рукой", словно над ним висело какое-то табу, он называл ее всю ночь в третьем лице, и сейчас продолжал. Семён чиркнул спичкой и поджег папиросу. Втянул горьковатый ароматный дым и передал солдату. Тот затянулся, захрипел, кашлянул и благодарно кивнул. Дальше они шли молча. Проходя мимо Светки, солдат остановился и крикнул снизу вверх: "Платье-то опусти, стыдоба колхозная!" Светка поглядела на него одним глазом (второй у нее не открывался, сколько Семён себя помнил) и ответила писклявым контральто:"У нас тут, между прочим, роддом, тут иначе нельзя! Проходите, мужчины, не задерживайтесь. Глазеть тут не на что!" Ее глаз закрылся с тихим щелчком.
- Тут она права, глазеть не на что... - пробормотал Семён, приоткрывая дверь в коридор. Петли издали знакомый звук, как-будто из колков гитары вытягивали силой струну. Он поморщился и махнул солдату, быстрее, мол. Тот ускорился на своих негнущихся ногах и проскочил в щель, автоматом зацепившись за косяк. Семён пролез следом и под напором сквозняка дверь захлопнулась. В коридоре света не было вовсе, только огонек папиросы солдата, как топовый огонь судна, тлел в темноте. Пахло хлоркой и мокрыми тряпками. А еще прелой капустой. Да, это тебе не тайга, подумал Семён, шагая за солдатом вдоль стены.
- Ты шаги считал, а то тут дверей, как грязи...?
- Дак я ж был без сознания, как ее оторвали, так я и отключился. Пришел в себя уже в комнате... Я ж говорил тебе! - обиженным шепотом произнес солдат.
- Давай я пойду вперед, я там был пару раз и я считал, меня тогда по полу волокли как раз, заняться было нечем... - примерительно и тоже шепотом ответил Семён.
Они поменялись местами и солдат ухватил Семёна за рукав робы, чтобы не отстать в темноте. Шли они довольно долго. Из под очередной двери потянуло знакомым запахом и холодом улицы и Семён сказал: "Стоп, приехали!". Он навалился на дверь, возвратная пружина затренькала, растягиваясь, и в щели блеснул кафельный пол.
- Ходу, солдат, ходу!
- Да иду я, мать моя женщина, иду.
- Придержи дверь, солдат, я пролезу.
- Давай! Ай, бля, скользко... Атанда!
Дверь пошла назад и пережала Семёна пополам. Из полосатых штанов в коридор вышел воздух. Половина Семёна оказалась в сортире, а половина болталась в коридоре. В щель засвител сквозняк, наваливаясь на парус двери всей силой.
- Держись, братишка, я сейчас, я мигом... - солдат своей комариной походкой суетился вокруг, прыгал, подныривал, а у Семёна перед глазами мягко проплывали таежные просторы, река с красивым именем Лена катилась в темных изгибах, падали листья. Вечерело...
Напор ветра иссяк и Семён повалился на кафель, дверь, не подпертая более ветром, под его весом открылась. Солдат спрыгнул с подоконника, гремя по плиткам разбитым лицом, встал, помогая себе рукой с автоматом, подбежал к Семёну. Вытянул его из проема и прислонил к стене. Тот жадно вдыхал воздух с запахом сортира и хлорки, обретая свою нормальную чуть округлую форму.
- Не бросил, милитарист хренов, кхххееехх... - проговорил Семён.
- Форточку я это... того.. прикрыл и уффф... бля... еле-еле допрыгнул - смущенно бормотал солдат, держась единственной рукой за цевье АКМа, уперев его прикладом в пол.
- Пошли уж, сейчас свет включим и айда. Смотри только, не промахнись, у нас одна попытка... Стрелок ворошиловский..
- Я уж не промахнусь, Семён, мне без нее как, без р... Херово, короче..
Семён поморщился, чувствуя, как вата в штанах вылазит из прорехи, и встал, оттолкнувшись от стены. Всеж когда тебе ковыряют десертной ложкой в пузе, это не цимес. Они пошли в угол, где стояли щетки и швабры, солдат примерился, покрутил одну из них и шепотом крикнул "Пли!". Семён подпрыгнул и всем своим мягким весом навалился на древко у основания. Палка качнулась, пошла по широкой дуге и с треском вломилась в бакелитовый выключатель. Стало светло, как днем - три лампочки без плафонов топили сортир в теплом желтоватом свете. Друзья медленно пошли вдоль ряда кабинок с унитазами, пристально вглядываясь затененные уголки. За предпоследним толчком солдат увидел ее и кинулся, скользя подошвами по кафелю, в замызганую темноту у стояка. Через минуту выполз обратно, маленький, липкий, с идиотской своей ухмылкой-улыбкой геройского дебила. Пиная руку перед собой.
- Подсоби, Семён, сам-то я никак...
- Да брось ты уже автомат свой, все одно не стреляет же..
- Что ты такое говоришь, а? Хоть бы и не стреляет, а мне Родина доверила..
- Что тебе Родина доверила, ты, браток, закатал в лоб лесовозу на 37 километре трассы Касимов-Рязань, когда детишек в пионерлагерь вез, помнишь? - Семён медленно поднял руку с пола и обтер об полосатую робу. Солдат остолбенел. Повернулся лицом к стене и бросил автомат на кафель.
- Ишь как заговорил, ангел сизокрылый... - проговорил он в стену - а сам-то, что, безгрешным сюда залетел, а? Я тебе, как другу, все рассказал, тихушнику херову, а ты попрекать? Я искупаю тут в полный рост, между прочим... - в голосе солдата, обычно крестьянски-ровном и степенном, прорезались новые, не известные Семёну до сей поры нотки. Солдат одним рывком подхватил с пола оружие, пригнувшись, кинулся к Семёну, отбил его руку в сторону и сунул автомат в прореху в полосатых штанах, утопив в ней его по самый магазин.
- Колись, черт мохнатый, за что сам сюда привалился, не то выпущу твои ватные кишки по всей хате...
- Да он же у тебя не стреля...
Выстрел заметался по кафелю сортира, как испуганный кенар по клетке. На штанах Семёна сзади открылась большая дырка и закопченые клочки кожи повисли над ней, как обертка использованной петарды. Семён сел на пол, чувствуя в душе странную легкость, как-будто гелия в нее напустили. Он выпустил руку и она брякнулась на пол. Солдат плюнул невидимо в сторону, закинул автомат за спину, взял ее, прислонил к полукруглой культяпке в плече и разбежался об стену.
- Ссссс...сукаааа... ! - выдохнул он сквозь зубы, когда рука защелкнулась в плечевом суставе - ты думаешь, я не знаю, Семён, почему ты тут с нами крутишься, да? Думаешь, ты такой большой и умный и всех перехетрил? Ан нет, браток, не так оно все. Нам ведь когда нового приносят, все про него рассказывают. Досконально, с молодых ногтей и до того, как.... Просто жалели тебя все, дали время очухаться, осознать. Молчали и я, и Светка, и этот, как его, паровозом который... Ну не важно. А ты перегнул... Думаешь, я не знаю, как ты в тайге раненого зека с прииска закопал под пеньком осиновым, а сам хабар его утянул и с песком золотым потом королился, а? Как молоточком его геологическим в темечко оприходовал и амба, перекрестился, да?
- Заткнись, солдат, не доводи до греха...
- Не нравится, Семён, я понимаю. Мне вот тоже.... не в масть, когда поминают мои подвиги... А ты терпи, Сёмочка, терпи, для того ты тут обретаешься с нами, грешными... Чтобы в терпении своем возвыситься над своим прошлым, узреть его серое нутро и отринуть...
- Слышь, апостол, прости, я чего-то того... вялый я какой-то, сейчас все одно не врублюсь в твои проповеди... А про песок ты прав, солдат, прав, как там и был...
- Все нормально, Семён, сейчас я тебя ремешком своим перетяну, чтобы не растерял потроха по дороге, и пойдем обратно. А уж Светка тебя заштопает, как сумеет, чтобы к понедельнику был в строю, как огурец... Потом мы с тобой водочки накатим, я знаю, где у воспитательницы заначка, а нам много не надо, нам чуточку, для анестезии...
Солдат навалился коленом Семёну на пузо и дернул концы ремня.
- Оххх... бля.а.ааа. - Семён выдохнул половину обьема воздуха и солдатский ремен защелкнулся у него на необьятной талии.
Солдат, теперь уже с вновь обретенной рукой, приобнял Семёна и пошли они в обратный путь. Было далеко за полдень, когда они вошли в комнату с кроватями и столом. Было серо-светло, по-прежнему молотил в подоконник дождь.
- Слышь, солдат, что это с ним, а? - спросила Светка, свешиваясь с полки в своем задранном к подмышкам кринолине.
- Производственная травма, мать. Тащи свои феньки, тут надо швы накладывать... уффф... - прохрипел натужно солдат.
- Вечно вы, мужики, так... Не ебетесь, так деретесь... все одно на уме. Самцы, блин... - запричитала Светка сверху.
- Цыц, принцесса Клофелин, помогла бы лучше... Шить ведь из нас ты одна умеешь... кажется - Семён поднял лобастую голову и подмигнул Светке.
- Ладно, солдат, клади его лицом вниз, я сейчас.
Семён благодарно распластался на линолеуме и закрыл глаза. Вот оно как все тут, стало быть... Все всё и про всех... Сквозь наползающую слабость он чувствовал прохладные Светкины руки у себя на пояснице, как они нежно, но упрямо заталкивают в дыру вату, как стальная игла протыкает кожу и стягивает края раны. Светка пахла духами воспитательницы, мамой и детством. Чувствовал дым папиросы солдата и видел его черные сапоги у себя перед носом. Автомат висел у него за спиной, руки чесали Семёна за левым ухом.
В себя Семён пришел, когда синие тени лежали в другом углу комнаты, было часов 8 вечера. Ощупал спину - на ней был крестиками затянут свежий шов. Охнув, сел, огляделся. Солдат и Светка говорили за жизнь за маленьким розовым столиком в соседнем углу, в чайных чашках был водка. Светка тихо посмеивалась, солдат рассказывал ей про родной колхоз. Семён, средних размеров плюшевый медведь в полосатой пижаме с нашивкой "Семён" слева на кармане, поковылял к ним на огонек.
В конце концов, в детском саду номер восемь по улице Симонова, завтра, в воскресенье, тоже был выходной. Так что он имел полное право.